Вернуться на главную страницу

Е. Теодор Бирман

ЧАСЫ


  Человеку фанатичному, сильному, ищущему точку приложения сил, цель, к которой он мог бы стремиться, скучно простое повествование, даже если есть в нем очарование. Иное дело, когда в рассказе имеется идея.
  Мои первые часы мне подарили родители, когда мне исполнилось 15 лет. До этого я ограничивался настенными часами в школе и домашним будильником в жестяном корпусе с толстым стеклом и перевернутой никелированной чашкой звонка, довольно громкого. А эти часы были толщиной всего лишь в какие-нибудь четыре миллиметра, с позолоченным корпусом.
  Тогда как раз родилась мода на такие плоские и невероятно малой толщины наручные часы. Это был еще один небольшой шаг в одной из провинций человеческой изощренности. Я носил их так, будто это не часы, а вермееровская «Девушка с серьгой». Через лужи на улице переступали двое – я и часы. Я старался не размахивать при ходьбе руками, но это было невозможно. Я пытался ходить по улицам с часами так же, как ходят без часов. Это было трудно. Я сидел в читальном зале библиотеки, но мне нелегко было сосредоточиться, мне нужно было знать, который час. Читая, я подпер голову левой рукой, повернув ее так, чтобы часы были обращены в зал. Две девушки, сидевшие напротив, неожиданно рассмеялись, и я мучительно покраснел, немедленно отнеся их смех на свой счет. Они смеются надо мной и моими часами, решил я.
  Круглый циферблат с цифрами (у меня только две цифры – 12 и 6) и три стрелки – вовсе не очевидная штука, к этому нужно привыкать с детства, как к тому, чтобы есть рис деревянными палочками. Дети, привыкшие к дешевым электронным часам, потом с робостью надевают дорогие механические, а я в японских ресторанчиках всегда прошу, чтобы мне принесли вилку.
  Однажды мы разбили палатки на реке, среди деревьев. Река текла очень тихо и плавно в украинском Полесье. Искупавшись, мы принялись ловить раков. Нам вызвался помогать местный мальчик, появившийся откуда-то в одних длинных черных трусах.
  Он был очень ловок, и вскоре у нас было достаточно темно-зеленых речных раков, шевеливших клешнями. Когда мы приготовили их, мальчика уже не было поблизости. Видимо, его интересовал только процесс ловли.
  Наутро, желая узнать, который час, я полез в кошелек, куда положил часы еще перед тем, как пойти купаться. Но часов в кошельке не было. Деньги остались не тронуты. Я сказал об этом товарищам, и они тоже проверили кошельки, но у них ничего не пропало – ни часы, ни деньги. Они, кажется, сомневались, действительно ли у меня были с собой часы. Я смутился и расстроился, я точно помнил, что часы были.
  Через некоторое время на берегу появился человек из местных жителей, кажется, лесничий. Мы рассказали ему о пропаже. Он поинтересовался, не крутился ли здесь мальчик лет восьми. Да, ответили мы, он помогал нам ловить раков, но он был в одних трусах. Где он мог спрятать часы? Лесничий высказал предположение о том, как мальчик закрепил часы на теле, и улыбнулся. Я не поверил. Скорее всего, он бросил часы в кусты и забрал их перед тем, как уйти. Это деревенский воришка, объяснил лесничий. Его пытались лечить, отослали в специнтернат. Он сейчас в деревне на летних каникулах.
  Втроем мы пошли в деревню. Дом мальчика разыскали быстро, и он был один в доме.
  – Зачем ты взял деньги? – спросил мой приятель сурово.
  – Денег я не брал, – заплакал мальчик.
  – А где часы? – спросил приятель.
  Мальчик принес маленький чемоданчик, который мы тогда называли студенческим, хотя на самом деле студенческим он был разве что до Второй Мировой войны и несколько лет после.
  Мы открыли чемоданчик и обнаружили полторы дюжины часов, в том числе и мои. Ремешка на них не было. Он лежал отдельно. Нам самим-то было тогда по двадцать, и мы впервые в жизни оказались в положении воспитателей, объясняющих нормы человеческой морали. Мы напомнили мальчику заповедь «не укради». Мы обещали вернуться и проверить его поведение. Мальчик снова заплакал.
  Дома я на всякий случай протер часы и ремешок ваткой, смоченной одеколоном «Гвоздика», запах которого отгоняет комаров. Лет двадцать я не хотел менять эти часы, даже когда они стали врать, дважды упав на пол. Лишь когда они совсем остановились, я с сожалением снял их и положил на дно чемодана, который впоследствии пересек с нами границу. Я совершенно не помню, какие часы были у меня после. До тех часов, которые ношу сейчас. Их подарил мне сын.
  Я люблю башню с часами в Яффо – подарок османского султана Абдул-Хамида Второго жителям города. Давно нет султана и нет султаната, а часы есть. И плавящиеся часы на картинах Дали вызывают у меня восхищение. Здесь и главная идея рассказа, которая, может быть, понравится целеустремленному человеку: часы – гораздо больше, чем символ человеческой жизни, они – золотой след гигантской улитки, ползущей к новизне, к совершенству, к бессмертию!


Вернуться на главную страницу